Продолжаем публиковать произведения, присланные на Открытый литературный конкурс «Своя песня» им. В.И. Юровских, учреждённый Центром русской народной культуры и Общественным движением «За культурное Возрождение» в 2009 году.
Сегодня предлагаем вашему вниманию рассказ Анатолия Ерошкина из Абинска.
ЛЕДЯНАЯ ФЕЕРИЯ
Костёр весело потрескивал, изредка выстреливая фейерверками искр в синий сумрак летнего вечера. Это стало уже традицией, в первый день приезда внука на дачу складывать шалашик из сучьев, разжигать его, а потом сидеть у огня, забавляться или откровенничать, если было такое желание. Судя по всему, сегодня у тринадцатилетнего Андрюшки настроя на разговоры и пересмешки не было. Профессор Тихомиров тоже помалкивал, уважая право внука на хранение тишины.
Молчаниезатянулось и уже становилось вязким, как илистое дно старого пруда. Первым не выдержал игры в молчанку Андрюшка:
- Деда, а ты дружил раньше с девчонками?
Тихомиров вскинул удивлённые глаза на мальчишку. Хотя, чему было удивляться, подошёл возраст Ромео, и внука, похоже, настигла первая стрела Амура. Отсюда и молчаливость, и погружение в свои мысли, и потухший огонёк озорства в глазах. Профессор улыбнулся и на вопрос кивнул утвердительно.
- Расскажи, а? – попросил Андрей.
- Да что тут рассказывать? – пошевелил палкой почти прогоревший костёр Тихомиров. – Ты ведь не про дружбу услышать хочешь, верно?
Андрюшка зарделся. В уже сгустившейся темноте этого не было заметно, но дед почти физически ощутил жар, долетевший от щёк внука. Он опять чуть шевельнул уголками губ, а вслух сказал:
- Давай лучше я тебе расскажу об одном мальчике и его первой любви.
Поскольку возражений не последовало, уже через минуту тихий профессорский голос перенёс Андрюшку во вторую половину XX-го века. В тихий городок, где в типовой хрущёвке жил в двухкомнатной квартире на четвёртом этаже обычный мальчик. Не было тогда ни компьютеров, ни интернета, ни даже привычных сейчас мобильников. Даже программ по телевизору было только две – первая и вторая. Но зато были книги, и их 14-летний Антон читал запоем. Когда же глаза уставали, он садился к окну и смотрел на зимний двор. Прямо под его окнами детвора залила ледяную площадку и на ней проходили все главные дворовые события. В основном, хоккейные. Мальчишки с клюшками гурьбой гоняли по катку самую настоящую шайбу и вопили при этом так, что стёкла двойных рам тихонько звенели им в унисон. Сражения шли до темноты и продолжались позже, благодаря единственному фонарю на столбе, который неживым неоновым светом освещал самопальную ледовую арену. Но к девяти вечера даже самые стойкие хоккеисты зазывались матерями домой, и жизнь во дворе затихала. Лишь редкие запоздавшие соседи торопливо пересекали его, стремясь в тепло и уют квартир, да немногочисленные собачники выводили погулять своих болонок и прочих кокер спаниелей.
Антон вздыхал, возвращаясь к своим книгам и тем приключениям, что дарят они, ничего не требуя взамен. Но однажды, когда глаза уже слипались, а обе стрелки часов готовы были слиться на цифре 12, Антон совершенно случайно глянул в окошко и обомлел. На ледовой площадке на коньках кружилась девочка примерно его возраста. Её костюм сверкал блестками в свете фонаря, а сама она была похожа на порхающего мотылька, случайно залетевшего в зиму из тёплого лета.
Антон не понимал ничего в фигурном катании, но был уверен, что никто и никогда не мог танцевать на льду лучше этой девочки. Заворожённый, он просидел у окна до самого конца тренировки юной фигуристки, а когда она закончила своё ледяное кружение, горестно вздохнул. Ему казалось, что такая сказка бывает лишь раз в жизни и никогда не повториться больше.
Весь следующий день Антон ждал наступления темноты. Мальчишки, гоняющие шайбу, стали раздражать его. Как они могли осквернять своими клюшками и коньками то место, где по ночам танцует маленькая фея?! Ему хотелось открыть форточку и накричать на них, но ничего подобного он, конечно, не сделал. Только сидел и ждал. И дождался! Пол-одиннадцатого та же самая девочка, но уже в другом наряде вновь заскользила по ледяному кругу. Она закончила тренировку во втором часу ночи, и всё это время Антон не отрываясь следил за ней, а сердце его гулко бухало в груди, словно задавая ритм танцу.
К концу второй недели Антон был безнадёжно влюблён. Он знал из книг, что любовь бывает неразделённой и полностью отдавал себе отчёт, что это как раз его случай. Пять лет назад он вместе с отцом попал в аварию – в их «жигулёнок» на полном ходу врезался самосвал. Отец погиб на месте, а Антон очнулся в больнице через сутки. И тут выяснилось, что у него отнялись ноги. Врачи говорили, что никакой патологии нет, что это последствия шока, но Антон, как ни старался, так и не мог пошевелить ногами. Из больницы он вернулся домой в инвалидном кресле. Ни таблетки, ни уколы, ни массажи и никакие другие процедуры не смогли оживить его ног. И какая же тут может быть любовь к фигуристке, с лёгкостью исполняющей на льду «бабочку», «волчок», «змейку», «винт» и другие элементы фигурного катания, названия которых Антон узнал из книжки, принесённой мамой по его просьбе из библиотеки. Мама, конечно, сильно удивилась, когда сын, заикаясь и смущаясь, попросил её принести «что-нибудь по фигурному катанию», но виду не подала. И просьбу выполнила. А однажды, когда Антон в очередной раз сидел у окна, не замечая ничего вокруг, подошла и стала за его спиной. И всё поняла.
- Нравится? – шёпотом спросила она.
- Очень! – признался Антон.
Мать поцеловала сына в непослушные вихры на макушке и неслышно покинула его комнату. Она тоже всё поняла, а ушла потому, что не любила, когда сын видит, как она плачет.
Всю зиму Антон любовался выступлениями Ассоль, так он про себя стал называть девочку, потому что так и не узнал, как зовут её по-настоящему. А феерия Грина «Алые паруса» ему очень нравилась. Сам он, конечно, представлял себя в мечтах мужественным капитаном Грэем. Правда, несмотря на всё своё мужество, он каждый раз впадал в горькое отчаяние, когда Ассоль по какой-то причине не приходила на тренировки. И млел от счастья, когда она возвращалась к своим занятиям.
Но близилась весна, и мальчишка с ужасом ждал, когда лёд начнёт таять. Не будет катка – закончатся и самые счастливые часы в его жизни. И чем ближе становился этот день, чем сильнее пригревало весеннее солнышко, тем тоскливее становилось на душе Антона. Когда мамы не было дома, он в бессильной ярости стучал кулаками по ничего не чувствующим ногам и со слезами в голосе шептал, чтоб не слышали соседи:
- Ну что же вы!? Очнитесь! Ведь она же уйдёт навсегда…
Но ноги стойко терпели удары и никак не отзывались на отчаянный призыв мальчишки.
А каток уже поддалсяковарным солнечным лучам, посерел и покрылся мелкими лужицами. Мальчишки забросили свои клюшки и переключились на другие игры. Ассоль тоже прекратила свои тренировки, но Антон всё равно каждый вечер сидел у своего окна. И как-то вечером зима вернулась, заморозив лужи на катке. У Антона чуть сердце не выпрыгнуло на подоконник, когда он увидел, что его Ассоль вышла на только что скованный морозцем лёд. Он ждал её танца до дрожи в руках, но девочка в этот раз лишь осторожно скользила на своих коньках, видимо, проверяла на прочность лёд. Но вот пришёл момент и Ассоль, как зимой, сначала закружилась, а потом помчалась по кругу…
Р-р-раз! Вероломная вода, спрятавшись под ледком, подкосила фигуристку, и Ассоль, раскинув руки, со всего размаху рухнула на мокрый лёд. Антон замер, побледнев от ужаса. Его Ассоль, его любовь сидела на катке, растирая ушибленные коленки, и смахивая слезинки с ресниц. И никто, ни одна живая душа не спешил ей на помощь.
Антон, не понимая, что делает, прочно вцепился в ручки инвалидного кресла и рывком поднял своё тело. И шагнул к двери. Ноги предательски подрагивали и не хотели слушаться, но Антон, стиснув зубы и шепча какие-то слова, опять заставил их шагнуть. И ещё, и ещё… У входных дверей его увидела мать. Бросилась к сыну, поддержала его, всхлипнула надрывно:
- Антошенька, ты встал! Миленький, да как же это?
- Там Ассоль, Ассоль! – закричал Антон. – Мама, ей надо помочь! Пусти меня!
Он рвался из рук матери, как раненый зверёк, и всё тянулся к дверному замку, чтобы выскочить на лестничную клетку и бежать туда, на лёд, где плакала его Ассоль. И сам плакал, не замечая и не стыдясь своих слёз. Мать еле удержала его, отвела в комнату, усадила в кресло. На катке никого не было. Только равнодушный фонарь освещал то место, где разбилась вдребезги любовь Антона. Ведь он не пришёл на помощь Ассоль, когда она нуждалась в ней. И значит, нет ему прощения…
Профессор Тихомиров пошевелил палкой подёрнувшиеся серой плёнкой золы угли костра, и стайка последних искорок взмыла в ночное небо.
- А дальше? – тихо спросил внук.
- Как ты зовёшь свою бабушку? – невпопад спросил его дед.
- Бабушка Ася, а что?
- А другие люди как её зовут?
- Маргарита Ивановна, а что? – опять переспросил Андрюшка.
Дед промолчал, обхватив его за плечи и притянув к себе. Глаза его улыбались.
- Постой! – вырвался из объятий внук. – Ася – это и есть Ассоль?!
- Молодец, догадался! – засмеялся профессор.
- А ты, значит, Антон?
- Ты меня удивляешь, Андрей, - с шутливой строгостью посмотрел на него Тихомиров. – Ты что, первый раз узнал, что отчество твоего отца Антонович, а меня студенты кличут Антоном Андреевичем?
Андрюшка помолчал. А потом с подростковой подозрительностью спросил:
- Деда, а зачем ты мне всё это рассказал? Хочешь сказать, что любовь может творить чудеса?
- Не только, Андрюша, - ласково потрепал его по голове дед. – Ещё хотел сказать тебе, что надо верить в себя и бороться до конца, чтобы быть достойным любви.
На крыльцо вышла бабушка Маргарита Ивановна:
- Эй, полуночники! Не пора домой?
- Ассоль! – глядя на неё, прошептал Андрей и прижался к деду. – Какой же ты счастливый, капитан Грэй!