Продолжаем публиковать произведения, присланные на Открытый литературный конкурс «Своя песня» им. В.И. Юровских, учреждённый Центром русской народной культуры и Общественным движением «За культурное Возрождение» в 2009 году.
Сегодня предлагаем вашему вниманию прозу Ирины Килуновой из с. Маслянского Шадринского района.
ЕСЛИ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ
Тяжело писать об утрате родного, близкого человека. Сколько бы лет ни прошло, рана в сердце не заживает. Она саднит и кровоточит. Я не верю в слова «время лечит». Горечь потери с годами становится всё сильней, всё острее, отдает болью в груди.
Мама была для меня всем: подругой, опорой, каменной стеной и, как оказалось, загадкой, нераскрытой книгой. Мне никогда не удавалось понять, как в этой маленькой хрупкой женщине уживались огромная сила воли, мужественность и нежность, кристальная чистота помыслов, абсолютная правдивость, преданность, верность, твердость, свойственная скорее мужчинам, и болезненная скромность, доходящая порой до абсурда. Иногда мне казалось, что ей всегда неудобно перед людьми за то, что она жива, относительно здорова, за то, что у неё две ноги, за то, что она ходит этими самыми ногами, а не лежит где-нибудь парализованная. Даже в глубоко преклонном возрасте она всегда вглядывалась в лица больных, стариков и вообще более слабых людей, тех, кому тяжело стоять, нуждающихся в помощи, чтобы уступить им очередь к врачу, сидение в автобусе и т, д.
Мало того, и нам, детям, мама внушила мысль, что мы всегда занимаем чьё-то чужое место, что кому-то всегда хуже.
Если ей приходилось говорить «нет», то это было железобетонным «нет». К ней не приставало ничто дурное. У мамы полностью отсутствовали так называемые «бабские привычки» – судачить, злословить, сплетничать, красоваться.
Одна знакомая женщина, бывшая мамина одноклассница, рассказывала нам о том, как в довоенное время относились к евреям. Оказалось, весьма предвзято. Детей в школе дразнили, а учителя всегда старались подчеркнуть принадлежность некоторых учеников к еврейской национальности.
Однажды учительница поставила девочку перед всем классом и велела ей повторять:
- Я – еврейка!
Дети смеялись, а мама встала и сказала:
- Вот я – татарка и подруга моя Роза – татарка. Что в этом плохого?
Это была ложь во имя добра. Черные глаза, волосы, брови и смуглая кожа, унаследованные от далекой прабабки гречанки, невесть откуда появившейся в нашем роду, придавали ей сходство с женщинами любой нации, только не русской, каковой она являлась.
Почему я об этом пишу? Да, потому, что уже в десять лет мама многое понимала. Очень рано нам приходится делать выбор: «С кем мы? С богом или дьяволом?»
Война, землетрясения и прочие катаклизмы становятся катализаторами, ускоряющими этот процесс. В результате одни становятся героями, бросаются на амбразуру, накрывают собой гранату, спасая друзей ценой своей жизни, вытаскивают детей из огня, другие предают, трусливо прячутся за спины товарищей, пресмыкаются пред сильными мира сего. Наверное, это банально, но так было, есть и будет.
Для мамы существовала только одна правда. Она не верила, что хоть как-то можно оправдать унижение человека, издевательства, насилие, убийства, и твердо знала, что от антисемитизма до фашизма – только один шаг…
Отец, изучив мамину родословную, насколько это было возможно, не раз подшучивал над женой:
- Да ты у меня важная персона!
На что она, смущенно улыбаясь, отвечала:
- У меня в школе прозвище было – «Граф Портянкин». Какая же я персона?
Мама действительно принадлежала к старинной зауральской династии Евграфовых, купцов II гильдии, имеющих своё кожевенное производство.
Один из прадедов, голова города Кургана Иосиф Никанорович Евграфов в составе депутации 9 июля 1891 года лично встречался с цесаревичем Николаем Александровичем в старинном селе Демьянском, что в 250 верстах от г. Тобольска, когда будущий царь завершал свое кругосветное путешествие.
Мама была открытым человеком, но одна страничка её жизни для нас оставалась неизвестной. Разбирая архив, я наткнулась на старенький, самодельный альбом. Потрепанная картонная обложка совсем поистерлась. На ней проступало потускневшее от времени, сделанное от руки синими чернилами изображение приспущенных флагов, перевитых дубовыми ветвями, и надпись:
Миша Захаренко.
Погиб 24 февраля 1945 года в Германии.
70 лет лежал этот альбом в ящике серванта, бережно хранимый моей мамой. Бесконечно долгих 70 лет! Это письма с фронта. Их всего пять. Простые, искренние, незамысловатые, написанные карандашом, - свидетели тех страшных событий. Жёлтая полуистлевшая от времени бумага была когда-то сложена треугольниками. На лицевой стороне – солдаты, атакующие врага, призыв Сталина «Вперёд, за полный разгром немецко-фашистских захватчиков! Смерть немецким оккупантам!»
Ещё ребенком я знала о существовании этой папки. Дети ведь любознательны по своей природе. На мои вопросы взрослые отвечали неохотно. Мама объяснила, что это письма погибшего танкиста и их не надо трогать. Отец недовольно хмурил брови и уходил от ответа.
Я догадываюсь, что его тревожило необъяснимое чувство вины кадрового офицера, участвовавшего в боях за Кёнигсберг в составе III Белорусского фронта, в ликвидации банд формирований в Западной Украине, в Прибалтике, и не получившего при этом практически ни одной царапины, чувство вины просто за то, что мы живы, воспитываем детей, внуков, что у нас есть любимая работа, увлечения. Бойцы жертвовали собой ради нас – талантливых и бездарных, умных и дураков, деловых и никчёмных.
А ещё, может быть, в отце шевелилась обыкновенная ревность, обыкновенный мужской эгоизм, обыкновенное чувство собственника. Ведь он точно знал, что женское сердце памятливо, и то, что в нем хранится, не вычеркнешь пером, не вырубишь топором.
Познакомилась мама с Михаилом в 1943 году. За время Великой Отечественной войны в Зауралье было развернуто несколько военных училищ, в том числе Сталинградское танковое, которое базировалось в Кургане. Курсанты скучали по родным, поэтому с радостью приняли приглашение старшей маминой сестры Нины прийти в гости. Девушка работала в горкоме ВЛКСМ и общалась с ними по комсомольским делам.
С тех пор, в редкие дни увольнений будущие командиры танков спешили в маленький домик, вросший по самые окна в землю, где обитала шумная и дружная семья. Несмотря на страшное время, там всегда звучал звонкий детский смех. Ребята чувствовали себя старшими братьями, ответственными за подрастающее поколение. Там Михаила настигла первая, нежная любовь к скромной, черноглазой девушке Римме.
Наверное, каждый из нас помнит это чудесное, волнующее чувство, когда глаза друг другу говорят, а уста молчат, и так трудно произнести эти самые слова любви. Чистое и целомудренное, это чувство остается с нами всю нашу жизнь, и воспоминание о нем сладкой истомой разливается по сердцу.
Время учёбы пролетело незаметно. И вот уже стучат колеса, а поезд уносит Михаила в недавно освобожденный от фашистского ига Харьков. Впереди государственные экзамены и фронт…
14 июня 1944 г.
Здравствуй, Римма, мамаша, Нина, Людочка и все остальные! С горячим приветом к вам Миша. Во-первых, сообщаю, что я жив и здоров, чего и вам желаю. Приехал я в Харьков благополучно. Правда, в дороге немного подзаболел, но вскоре здоровье мое улучшилось. Сейчас чувствую себя нормально. Устраиваемся жить на новом месте. Придется нам много поработать, много разрушено зданий, много лома. Всё это придется убирать, готовить для себя место, но ничего, всё это сделаем.
Хочу вам пару слов сказать о городе Харькове. Немецкие бандиты сожгли и разрушили весь вокзал, много разрушено зданий заводов и особо крупные здания. Но сам центр города целый, ходят трамваи.
Пришлось мне побеседовать с одним стариком. Он мне рассказывал, что немцы очень издевались над мирными жителями. Ограбили всё подчистую, всё забрали, что было ценного. Немец много погубил молодёжи, особо девушек, благодаря отдельным предателям из наших, много угнал молодежи в Германию. Большая часть молодёжи, девушек-патриоток нашей советской Родины не дались в руки немцам, ушли в леса и помогали нашим партизанам и Красной Армии громить немцев. А сейчас возвратились из лесов, энергично, с подъёмом восстанавливают заводы, здания, дороги.
Город залечивает раны, нанесенные немцами. Были отдельные уроды из числа женщин даже и девушек, которые встречали немецких офицеров, выходили замуж. Сейчас многие имеют фриценят, но они ещё пока живут в городе, паскудят наш советский город. Придет тот час, когда будут перед Родиной отвечать, за кого они воевали, и постигнет их кара за эти все гнусные дела. Как же их не судить!
Вот этот старичок говорит, что после боя осталось 130 человек тяжелораненых, и находились у этого старика в сарае. Одна соседка пошла, сообщила немцам. Немцы окружили этот сарай и всех казнили, резали ножами, плетьми и всех уничтожили. Разве за такие дела нельзя судить предателей и уничтожать…
Пока всё. Но и последнее, что я хочу – это от всего сердца Вас, мамаша, и особенно Римму за такое близкое материнское отношение ко мне, за уважение ко мне. Я только мог ожидать от родной матери такого отношения. Разве можно забыть о такой советской семье, как вы, разве можно забыть о такой матери, которая в такую трудную годину воспитывает своих родных детей по-советски, в духе преданности Родине, в духе любви к Родине и своему народу. Я ходил к вам, как в родной дом, где я мог хоть немного отдохнуть, посмеяться. И вы относились ко мне как к родному.
Уверен, что наши взаимоотношения будут на долгие годы. Разве на фронте в боях постигнет смерть, но всё равно, будьте уверены во мне, что если погибну, то погибну преданным большевиком. Можно смело вспоминать, как о большевике.
Пока всё. Прошу писать мне письма. Горячо жму ваши руки.
К вам, Миша.
Я плохо помню свою бабушку Евграфову Полину Александровну. Она умерла, когда мне едва минуло три года, но мама часто вспоминала о ней, как о человеке высочайших моральных качеств. Верная и любящая, благородная и бесхитростная, самоотверженная и чистая душой, терпеливая и незлобивая, она кротко несла свою непосильную ношу русской женщины, жены и матери.
Дедушка, Михаил Александрович обожал жену и детей, он был весельчаком и балагуром, но уж очень легковесным человеком. Многочисленные друзья сбивали его с праведного пути. Трудился он на железной дороге в артели по заготовке дров для населения.
Нередко возвращаясь с работы, дед встречал кого-то из товарищей, напивался и с трудом добирался до ворот, цепко прижав к себе сумку с выручкой.
Бабушка не корила его. Она легко подхватывала безвольного, обмякшего мужа и приговаривала:
- Ну, ещё немного! Ещё шажок, Миша! Ещё чуток!
Дед с трудом передвигал непослушные, ватные ноги, виновато глядел на жену своими чёрными восточными глазами и бормотал:
- Паля, я виноват! Прости меня, Паля!
Однажды случилась беда. В пьяном угаре дед не уберег сумку с деньгами. Правосудие не замедлило свершиться. Дедушка был осуждён, два года провел в заключении, а оттуда был отправлен на фронт.
1941 год постучался в двери. Опустошительная, кровопролитная война вторглась в наши дома, в наши семьи, разлучив близких людей, опрокинув всё и вся. Она поставила жирную точку в извечном вопросе «Кто есть кто?», вывернув наружу всё потаенное и сокровенное, что таилось в человеке многие годы, отметила несмываемым клеймом трусов, предателей и подонков. Если бы не война, никто бы так и не понял, на что он способен. Но пути Господни неисповедимы.
На пороге грозных испытаний бабушка Пелагея Александровна оказалась одна с восьмью малолетними детьми. Что горевать? Нужно жить. Но как?!
Чудовищный голод изматывал людей. Огромные, просящие глаза малышей рвали материнское сердце. Мама вспоминала:
- Вы представить себе не можете, как это, когда в доме нет ни одной крошки съестного!
Мама, Пелагея Александровна, выстояв бесконечную очередь и получив скудный паёк, разрезала черный кирпичик хлеба на равные кусочки, втыкала в них палочки с бумажками: Нина, Римма, Саша, Толя, Юра, Люда. Она устало объясняла ребятне, что каждый может съесть только один, принадлежащий ему кусочек.
Полугодовалые мальчики-близнецы таяли на глазах. Молоко в груди давно исчезло. Смерть пришла в наш дом, забрав сначала одного, а через месяц другого.
Мы с матушкой сеяли морковь, садили лук, картофель глазками, но бледная, тощая морковочка не успевала даже порозоветь. Всё сметалось голодной детворой на корню. Голод не тётка… Летом в пищу шла вся съедобная и не очень зелень: лебеда, крапива, клубеньки саранок…
Помню, как все были рады нескольким горстям картофельной кожуры, которую мы получили за то, что помогли с уборкой в одной семье.
Чтобы хоть как-то облегчить положение семьи, мама бросила школу и устроилась на эвакуированный Черкасский машиностроительный завод (ныне завод деревообрабатывающих станков), выпускавший мины и снаряды для фронта.
В свои 12 лет она была мала ростом, щуплая и слабенькая. Мастер подставлял ребятишкам ящики, чтобы они могли дотянуться до станков. Дети трудились по 12 часов. Ночью они нередко засыпали и падали на цементный пол, разбивая носы и коленки.
Позже мама рассказывала:
- Война тяжелым грузом легла на наши плечи, но уныния не было. Мы свято верили в победу советского народа и с нетерпением ждали писем от отца. К началу 1944 года стало немного легче. Открылось «второе дыхание» что ли. Старшая сестра Нина устроилась на работу. Острое чувство голода как бы притупилось. Только об одном я мечтала – это о полной тарелке мягкого душистого хлеба…
Война вступала в свою завершающую стадию. Красная Армия победоносно продвигалась на Запад, круша вероломного супостата.
В октябре Михаил Захаренко и его товарищи прибыли в Польшу, где шли ожесточенные бои по освобождению Европы от врага.
6 ноября 1944 года, Польша.
Здравствуй, Римма, ваша мама и Нина! С горячим фронтовым приветом ко всей семье Миша Захаренко. Во-первых, сообщаю, что я жив и здоров, чего и вам желаю, всего наилучшего в вашей жизни!
Во-вторых, поздравляю вас с 27 годовщиной Октября. Желаю культурного проведения Великого праздника, тем более в честь освобождения от немецких оккупантов всей нашей территории СССР, думаю, стопку выпьете и за меня? Как, Римма, а?
Мы тоже готовы провести праздник, хотя и находимся на чужой территории, да и кроме этого готовы дать гостинца на праздник немцам, чтобы они запомнили навсегда и их потомки…
Михаил нес службу в 3-й Гвардейской танковой армии маршала бронетанковых войск П.С. Рыбалко в составе 1-го Украинского фронта под командованием Конева. Задачей было выйти к Нейсе, создав плацдарм для охвата Берлина с Юга.
23 ноября 1944 года, Польша.
Здравствуй, Риммочка, с горячим гвардейским фронтовым приветом к тебе и всей семье Михаил.
Во первых строках своего письма сообщаю, что я жив и здоров, чего и вам желаю, всего наилучшего в вашей жизни.
Мы всё ближе и ближе подвигаемся к логову Гитлера. Скоро, дорогие мои друзья, настанет тот день и час, когда наше победоносное Красное Знамя разовьётся над Берлином! Этот час очень близок, и наша танкистская слава и гордость овеет над всем миром!
Жди, Римма, нашей встречи. Римма, простите, пишу, находясь на передовой.
Передай привет всем, жму руки, Миша.
3-я Гвардейская Танковая армия Рыбалко с тяжелыми боями продвигалась вперед. Танкисты шли в бой, не имея отдыха по двое и более суток. Немцы яростно защищались от наступавших русских. Адская «мясорубка» тысячами перемалывала людей и технику.
Гвардейцы совершали то самое главное: мощно и стремительно рвались они вперед на своих боевых машинах, ломая оборонительные линии сопротивления ошеломленного врага, нарушали работу тылов, резали коммуникации, наводили панику в штабах противника и громили его резервы.
20 декабря 1944 года.
Привет с фронта.
Здравствуй, Риммочка! С Новым годом, с новым счастьем!
Римма, сегодня я получил от тебя письмо. Я очень рад и сердечно доволен тобой, Римма, что ты не забыла меня, наше знакомство. Как сейчас помню, как в свободное время приходил к вам, и так мы проводили отдых в мирной обстановке.
Скоро настанет день, из всех стволов ударив, завоет орудийная пурга. Шагнем за Вислу и за Нарев, чтобы раздавить голову врага, водрузим Красное Знамя Победы над Берлином. И снова, Римма встретимся мы с тобой…
Сейчас, Римма, пока я жив, не забывайте, пишите, пусть наша дружелюбная связь сольётся на долгое время нашей жизни. Вот и всё, Римма, что написать о себе, как я живу?
Жизнь фронтовая весёлая: бей да бей фрицев! Передай привет всем сердечно: гвардейский мамаше, Нине, Людочке и всем родным. Горячо жму ваши руки. Миша.
Силами 3-й Гвардейской танковой армии во взаимодействии с другими объединениями фронта противник был полностью разгромлен на восточном берегу Вислы, отброшен на западном. Близ Сандомира образовался крупнейший на Висле плацдарм. С этого плацдарма в январе 1945 года войска 1-го Украинского фронта начали Висло-Одерскую, затем Нижне-Силезскую и, наконец, Верхне-Силезскую операции.
30 декабря 1944 года
Здравствуй, Римма! С горячим боевым приветом к Вам Миша.
Римма, поздравляю Вас с Новым годом, с новыми подвигами в тылу и на фронте! Сегодня мы, Римма, выпьем по стаканчику и снова в бой, а Вы – за работу. Нам – вооружение и боеприпасы, мы – Победу над немецкими захватчиками.
Спешу написать, не могу передать всё тебе, что хотел бы написать. Уже слышу орудийную бурю. Это нас вызывает Родина, нас, танкистов, идти вперед и бить врага. По этому зову тревожно забились наши сердца от ненависти к врагу, и нужно идти, бить и мстить ему до полного разгрома!
Римма, очень благодарю тебя за письмо и желаю тебе счастья в этом году! Римма, до свидания, до скорой нашей встречи! Жди, Римма! Я приеду только к Вам! Прости, Римма! Передай привет мамаше и всем твоим родным.
Жму руки, Миша.
Это была последняя весточка от младшего лейтенанта Михаила Харитоновича Захаренко. 3-я Гвардейская танковая армия под командованием Рыбалко к началу февраля с тяжелыми боями подошла к городку Лаубан. Для немцев этот пункт был важен тем, что через него проходила железная дорога, связывающая Силезию с Центральной Германией. Она являлась главной артерией снабжения группы армий «Центр». Для отпора русским была сформирована так называемая группа Неринга в составе LVII и XXXIX танковых корпусов.
Особенно ожесточенно шли бои в самом населённом пункте. Противник оборонял каждый дом, широко применяя против наступающих танков фаустпатроны. На протяжении целого месяца верховная ставка командования не давала пополнения. С 1 февраля по 10 марта Красная армия потеряла сгоревшими 370 танков и самоходных артиллерийских установок. Потери фронта составили 99386 человек убитыми и раненными. В строю осталось лишь 255 боевых машин.
24 февраля считается последним днем Верхне-Силезской операции. Войска 1-го Украинского фронта вышли вровень с позициями 1-го Белорусского фронта на Одерских плацдармах. Это обеспечило войскам 2-х фронтов благоприятное положение для проведения наступления на Берлин.
В течение полугода не было от Михаила никаких вестей. Все надеялись, что он жив. Последнее письмо мама отправила ему 9 мая 1945 года. Оно вернулось обратно…
9 мая 1945 года, Курган
Здравствуйте, Миша!
С праздником Победы поздравляют Вас Ваши неугомонные, шумные друзья. Наконец сбылась наша общая мечта, наше Победное знамя не только над Берлином, но и над всей Германией. Фашисты раздавлены в своём логове.
Какой сегодня счастливый день, незабываемый! Какое оживление на улицах! Люди, даже незнакомые, плача, поздравляют друг друга с окончанием войны.
Мы Вас часто вспоминаем. Вот и сегодня вспоминаем отца, дядю Ваню и Вас вместе с ними. Ждем домой папку, дядю Ваню. Ждем и Вас в гости в Курган, всех трёх с одинаковым нетерпением. Ждём все! Привет от ребят! Будьте здоровы!
Евграфовы.
Выпускник Сталинградского танкового училища, младший лейтенант Захаренко Михаил Харитонович погиб смертью храбрых 24 февраля 1945 года в боях за город Лаубан. Об этом все узнали из письма однополчанина, лучшего друга Михаила - Вологдина Василия Васильевича.
28 июня 1945 года, Чехословакия
…Мы с Мишей были как братья. Вместе учились в Кургане, в Харькове, вместе были в бою. Он погиб на моих глазах. Ох, и жалко мне было такого товарища. Ну что же можно сделать, ведь война. Дрался с немецко-фашистскими захватчиками так, как требовала Родина, за что был награжден орденом «Красной Звезды». Мы его не забудем. И прошу Вас не забывать такого человека, отдавшего свою жизнь за свободу и независимость нашего народа. Разве можно забыть!
Риммочка, ну, как он тебя любил! Как любил! А теперь его нет…
То, что Михаил так и не посмел доверить бумаге, он поведал своему лучшему другу.
Иногда я думаю, какими мерками можно измерить глубину человеческих переживаний. Война смяла, растоптала нежные росточки только-только зарождающихся чувств. Миша шёл на смерть с именем любимой девушки на устах, отстаивая своё и её право на счастье. Мама пронесла память о нём через всю свою долгую, нелёгкую жизнь. Такова судьба.
Вероятно, всё сложилось бы иначе, если бы не было войны.