Перейти к содержимому

Онлайн-рубрика «СВОЯ ПЕСНЯ». Мария Моргунова “Почем печаль?”

Продолжаем публиковать произведения, присланные на Открытый литературный конкурс «Своя песня» им. В.И. Юровских, учреждённый Центром русской народной культуры и Общественным движением «За культурное Возрождение» в 2009 году.

Сегодня предлагаем вашему вниманию рассказ "Почем печаль?" Марии Моргуновой из Тамбова.

ПОЧЕМ ПЕЧАЛЬ?

Мы стояли на набережной. Она повернулась ко мне спиной, и мои руки сомкнулись в замок на ее животе. Она положила ладони сверху, посмотрела на меня через плечо и улыбнулась.

Мы познакомились почти два года назад, когда она поступила в университет на отделение зоологии. Ей нравилось учиться; а я уже давно забросил учебу, практически не ходил на пары, дотягивал пятый курс на факультете информатики только для того, чтобы был документ о высшем образовании, и планировал поступать в аспирантуру для того, чтобы была отсрочка от армии.

– Я бы тоже поступила в аспирантуру, – говорила она немного наивно и мечтательно, – и провела бы какое-нибудь научное исследование.

– Зачем? – не понимал я.

– Просто так, – пожимала она плечами. – Хочу стать ученым. Да и вообще… Мне нравится узнавать новое.

Не могу сказать, что я разделял это ее стремление к науке.

Мне нравилось смотреть, как она учит уроки – зарывается в учебниках и выписывает формулы на попавшиеся под руку листочки. Она казалась смешной, когда начинала грызть карандаш, если чего-то не понимала. Она не была отличницей, но ответственно подходила ко всему. Во время ее занятий я ковырялся в микросхемах – я зарабатывал деньги ремонтом компьютеров, сотовых, телевизоров и прочей электроники. Моя однокомнатная квартира, где мы жили с Леной, была усеяна чипами, болтами, гайками и изгрызенными карандашами.

– Ты любишь меня? – спросила Лена, глядя на реку.

– Люблю, – просто ответил я и поцеловал ее в макушку. Она сильнее прижалась ко мне.

– Холодно, – поежилась она от очередного порыва ветра.

– Пойдем домой, – предложил я.

– Нет, не хочу домой, хочу еще постоять здесь.

Она повернулась ко мне лицом и спрятала нос под воротник моей куртки.

– Знаешь, чем от тебя пахнет? – вдруг спросила она.

– Мужиком, – уверенно ответил я, а Лена хихикнула.

– Нет, – сказала она и еще глубже зарылась в моем воротнике.

– Ну а чем?

– Юностью.

Вот уж не ожидал. Глупость какая-то.

Я встал против ветра, закрывая ее спиной. Мне нравилось чувствовать, что я ее защищаю, спасаю от стихии.

– Так мы долго не простоим, замерзнем, – предупредил я.

– Дай я залезу к тебе под курточку.

– Лучше пойдем домой, – не разрешил я. – Или еще куда-нибудь в тепло.

– Ну ладно, пойдем, – неохотно согласилась Лена, и посмотрела в сторону, прикрыв рукой глаза от слепящего солнца.

Мы сделали несколько шагов прочь от набережной, но вдруг она остановилась, увидев что-то, судя по выражению ее лица, восхитительное.

– Коля! – она схватила меня за руку, не отрывая взгляда от этого чего-то. – Дай скорей телефон!

– Ну кому ты собралась звонить? – я был недоволен. Мне не нравилось, что Лена задерживает меня на набережной.

– Мне камера нужна! – восклицала она. – Смотри! Смотри! Видишь? Это же чудо!

– Где? – я ничего чудесного не замечал, но уже протягивал ей то, что она просила.

– Вон там! – она неопределенно махнула рукой и, выхватив у меня телефон, побежала прочь. Она подкралась к лужайке, уселась на колени, выставив перед собой камеру, проползла пару шагов, соскочила, громким криком прогнала рядом летавшую птицу, и продолжила съемку. Она была со странностями, которых я понять не мог.

В воздухе стремительно носился пух одуванчиков и тополей, а среди этого пуха носилась туда-сюда Лена с моим телефоном и что-то снимала. Оно – это неведомое "что-то" – кружилось над ней, падало на землю, вновь поднималось, перепрыгивало с одного цветка на другой, исчезало, возвращалось, плавно скользило на фоне синего неба и устало ковыляло по земле и, наконец, словно птица с подбитым крылом, по откосу спустилось к реке и улетело прочь, вдоль берега, превратившись в маленькую неясную точку и оставив позади и свою пуховую свиту, и случайного папарацци в лице Лены.

– Ты видел? – Лена подбежала ко мне, указывая одной рукой в сторону реки, а другой крепко сжимая мой телефон. Глаза у нее горели.

– Видел, – спокойно согласился я.

– Красиво… да? Это же чудо! Ты не представляешь! Я ни разу в жизни не видела!... Первый раз!...

– Леночка, – сказал я устало, – это же просто бабочка. Что в ней необычного?

– Ты не понимаешь! Это… это не просто бабочка… это необыкновенная бабочка… это же Аполлон обыкновенный… Давай я тебе на телефоне покажу, – и она начала искать ролик. – Этого просто не может быть! Откуда он здесь взялся?

– Прилетел. Идем домой, – я взял ее за руку, вернул свой телефон и решительно потянул Лену за собой. Она послушалась.

– Хочешь, я расскажу тебе легенду про Аполлона, которую мы…

– Ты же знаешь, что я не верю легендам. Ерунда это.

Всю дорогу, пусть и недолгую, мы шли молча, а дома она села за уроки и опять начала грызть карандаш. Видео с телефона я скинул в ее папку на компьютере, так и не посмотрев, но потом замечал, что Лена иногда пересматривает его и при этом загадочно улыбается.

Вскоре у меня начались госы. Я решил почитать учебники, но так ничего нового для себя и не вычитал. Теоретические основы информатики? Наговорю что-нибудь. Программирование? Умею задачки решать. Применение информационных технологий в инженерии? Это и ежу понятно. ВКР мне писал ботаник из параллельной группы, и я был уверен, что там все в порядке.

Диплом я получил и в аспирантуру поступил.

– О чем будешь писать диссертацию? – поинтересовалась Лена.

– Не знаю, – я пожал плечами. – Мне все равно. В любом случае, я ее писать не буду.

– Как и ВКР?

– Ну да. А что в этом такого?

– Ничего, – хмуро ответила Лена. – Как-то все это… неправильно, что ли…

– Почему неправильно? Люди работают, пишут дипломы, диссертации… И зарабатывают деньги. Если я могу им платить, почему бы этим не воспользоваться?

– Все можешь купить, да? – в ее голосе звучала растерянность и осуждение.

– Все могу. Хочешь, куплю тебе радость? – щедро предложил я.

– Радость купишь?... – удивилась Лена. – И сколько стоит радость?

– Да хоть сколько! – глупо, но я был доволен своим предложением. – Это не имеет никакого значения.

– А печаль почем?...

После того случая с бабочкой я стал замечать, что из ее глаз исчез прежний огонек, с которым она порой рассказывала мне различные истории. Да и рассказывать она стала меньше. Все чаще от нее веяло неопределенной тоской, которая наполняла все ее существо, каждое ее действие и слово. Это была тоска не о чем-то или ком-то конкретном, а тоска, вызванная всем окружающим ее миром – тем маленьким замкнутым миром, в котором она жила. Много времени прошло прежде, чем я понял это. А пока я продолжал выгуливать Лену и ее подружек, водил в клубы, кафе и на концерты, покупал ей красивые платья и безделушки; но она словно ускользала от меня. И мне стало скучно с ней. А ей – со мной. Нам уже не о чем было поговорить, и, в конце концов, мы разошлись. Не знаю, могло ли быть по-другому.

Я много пил после этого. Пил с приятелями дорогой коньяк и болтался по злачным местам, но чаще всего я пил дома один перед телевизором и пил что попало. И когда наутро мои внутренности выкручивало похмелье, мне казалось, что это – самое страшное, что только могло со мной произойти, и постепенно мысли о Лене переставали трепать мой больной мозг.

С тех пор прошло много лет. Начинал я с микросхем, а сейчас у меня уже есть два магазина бытовой техники, квартира в центре и роскошный автомобиль. Сейчас от меня пахнет не юностью, а дорогим одеколоном, часто с примесью перегара. Однажды я даже чуть не женился, но вовремя одумался – в тот момент, когда претендентка на мое черствое сердце начала планировать, куда она потратит наши (то есть мои) деньги. Им ничего от меня не надо, кроме денег. И я по-прежнему могу купить для них радость, а для себя любовь – ресторанами, саунами, шмотками, иногда путешествиями, шикарной квартирой, где я позволяю им жить некоторое время, пока мне не надоест. А потом, когда мне надоедает, я покупаю для них ненависть, а для себя печаль, отнимая все это и преподнося прощальный подарок, как правило, в виде чего-то маленького, но золотого. И мне кажется, что купил я больше печали, чем радости. Они считают, что я подонок, и я с ними согласен. Я подонок. Но мне нравится быть таким.

Лену я с тех пор практически не видел – трудно случайно пересечься в большом городе, и я не ищу встречи. Теперь это не просто Лена – маленькая девочка-студентка, какой я ее знал. Теперь это Елена Андреевна Донская – перспективный энтомолог, причем уже хорошо известный в своих кругах.

И вот спустя много лет с момента нашей последней встречи мы сидим друг напротив друга в кафе, куда я пригласил Лену, случайно столкнувшись с ней на улице. Она все такая же красивая, только нет в глазах той юной наивности и озорного огонька, которые когда-то были мне хорошо знакомы. Наверно, сейчас они были бы ей не к лицу. Теперь глаза ее блестят совсем по-другому, и этот блеск мне непонятен.

Она кратко рассказывает о своей жизни – окончании учебы, защите диссертации (кстати, изучала она именно Аполлона обыкновенного!). Я рассказываю о путешествиях, бизнесе, вижу, что ей неинтересно (в последние годы я стал более внимательным, чем в юности), хочу рассказать о чем-то другом, но понимаю, что кроме клубов, пьянок и многочисленных подруг, говорить мне не о чем. Конечно, я не буду это упоминать. Замечаю за собой, что образ мачо, всегда мне сопутствующий, исчез и возвращаться не собирается, и я стараюсь казаться приличным и благовоспитанным, что весьма и весьма странно. Кого мне обманывать? Лена меня достаточно хорошо знает, чтобы не поверить в мои светские манеры. Я смотрю на нее, любуюсь ей, а она отводит взгляд, смущенно улыбается, и мне кажется, что она напряжена. К своему удивлению, я тоже чувствую себя неловко, не знаю, что сказать, что спросить – в такую ситуацию я давно не попадал. Но есть один вопрос, который я все-таки задам ей. Задам слишком поздно, наверняка неуместно и буду выглядеть глупо. Глупо было с моей стороны когда-то не выслушать ее – теперь не пришлось бы спрашивать, и, может быть, все сложилось бы по-другому. Но я ни о чем не жалею.

– Лен, – начинаю я, и останавливаюсь. Почему мне так трудно спросить об этом? Наверно, потому что был дураком, а сейчас пытаюсь реабилитироваться. Она молча смотрит на меня вопросительным взглядом. – Нет, ладно, ничего.

– Спрашивай уже, – спокойно отвечает она. – Никогда не замечала за тобой такой скромности.

– Ну ладно, – я опять молчу.

– Итак?...

Чувствую себя школьником, который не выучил уроки и был вызван к доске.

– Расскажи мне историю… легенду про Аполлона…

– Легенду?... – удивляется Лена. – Рассказать тебе?...

– Ну да, – я пожимаю плечами. – Не вижу в этом ничего удивительного.

– Раньше ты не любил легенды и тому подобную… ерунду. Так ты их называл?

– То было раньше. Может, я изменился?

– Хорошо-хорошо, – соглашается Лена с произошедшими во мне переменами. – Расскажу… Давным-давно в Греции жил рыбак. С юности он ходил в море для промысла и для удовольствия и мечтал о приключениях и дальних морских путешествиях. Он был тщеславен и привлекателен, нравился многим девушкам своего полиса, но в сердце его жила любовь лишь к одной красавице – дочери местного богача, который никогда не выдал бы ее за него замуж, потому что в глазах отца возлюбленной он был беден, как Ир. Да и сама юная гречанка не обращала на него никакого внимания, что сильно ранило его гордую душу. Тогда рыбак решил: для того, чтобы завоевать любимую, он должен… разбогатеть. И сделать это нужно как можно скорее – его избраннице было уже четырнадцать лет, и отец подыскивал для нее партию. Отчасти поэтому, отчасти потому, что его всегда манили приключения и острые ощущения, примкнул молодой человек к пиратам. Тут стоит отметить, что пиратство в те времена было весьма похвальным занятием и даже поддерживалось законом. Доходы пиратов были велики, но к тому времени, как рыбак (а теперь правильнее его называть пиратом) решил просить у аристократа руки его дочери, она была уже выдана замуж. Богач не тянул со свадьбой и быстро заключил выгодный для себя контракт.

Пирату пришлось отступить. Он полностью окунулся в свою привычную деятельность – морской разбой, который помогал ему забыться. В море он топил чужие корабли, в вине он топил свое горе. С тех пор он больше никогда не улыбался. Шли годы. Человеком он был предприимчивым и бесстрашным, и вскоре у него был уже свой парусник и своя команда, которая готова была идти под его началом на любые рискованные приключения. В море издалека узнавали судно этого пирата – белые паруса его корабля сверху были украшены черным, а снизу красным орнаментом. Он захватил остров и построил дворец, в котором жил, окруженный молодыми красавицами. Поскольку ему не удалось завоевать одну женщину, он решил завоевать всех остальных, для него это было не сложно – они летели на золото, как бабочки на огонь. Пират продолжал заниматься морским разбоем, утопал в роскоши, чеканил из добытого золота украшения и посуду и зачастую продавал их втридорога. Аристократы не скупились на такие покупки – их изготавливали лучшие ювелиры, и это было отличное приданое для дочерей. Однако странной особенностью обладало пиратское золото: едва взяв его в руки, богачи становились такими печальными, что слезы безо всякой на то причины сами лились из их глаз, они больше не улыбались и не веселились – до тех пор, пока из дома не исчезало изделие, приобретенное у пирата. В связи с этим самого пирата стали называть торговцем печалью. Золото, окропленное кровью и слезами невинных людей, никому не могло принести счастья. Но жадность многих аристократов была куда сильнее страха перед вечной тоской, поэтому очередь за крадеными богатствами никогда не иссякала. Дела морского разбойника шли в гору, он процветал не по дням, а по часам. Однажды он решил, что он всемогущ. Он не считал себя богом, но полагал, что достоин быть приближенным к богам, и вознамерился доказать это. Набравшись храбрости, он отправился на новый подвиг, доселе невиданный среди людей. Пиратствовать в море было привычным делом. Теперь разбойник захотел украсть золото у самого Аполлона. Он шел много дней и ночей и, наконец, дошел до поля, в котором Аполлон пас скот. Когда бог на несколько мгновений отвлекся, чтобы вернуть в стадо отбившуюся корову, пират вытащил из его колчана, оставленного без присмотра, пару золотых стрел. Он торжествовал: украсть стрелы у великого Аполлона – на это решится не каждый! Но стоит ли говорить, как разгневан был Аполлон! Златокудрый бог без труда определил вора. Вот что говорил он:

"Брату Гермесу – плуту, одному из богов олимпийских

С рук мог сойти совершённый поступок коварный и подлый.

Смертному вору, кой смел посягнуть на покой Аполлона,

Будет преподан урок настоящий. Навечно он станет

Маленьким и беззащитным крылатым созданием тихим,

Чья лишь от Солнца и тени судьба будет тонко зависеть,

Будет скитаться душа по земле, не нашедши покоя".

Сказав так, Аполлон невидимой стрелой поразил отважного пирата в самое сердце и обратил его в бабочку, а паруса его корабля стали белоснежными крыльями с черными и красными точками.

Бабочка эта по желанию сребролукого бога практически беззащитна: она плохо летает и очень быстро устает; спастись от птицы, вылетевшей на охоту, может лишь упав на землю; при этом она начинает тереть лапками внутреннюю сторону крылышек, издавая громкий шипящий звук. Зачастую (но, к сожалению, не всегда) этого достаточно для того, чтобы спугнуть птицу и продлить себе жизнь.

Думаю, ты уже понял, что бабочка эта – Аполлон, Аполлон обыкновенный. Она относится к семейству парусников и названа была по имени златокудрого бога, олицетворявшего Солнце и когда-то обрекшего пиратскую душу на вечные мучения и скитания по земле. Причем, по желанию древнегреческого Аполлона, бабочка действительно сильно зависит от солнца – она не садится на цветы и прячется ближе к земле, если солнце скрывается за тучами. Увидев Аполлона тогда на набережной, лежащего в траве, защищающегося от нападающей птицы, я подумала, что это настоящее чудо: ведь этот вид бабочек занесен в Красную книгу, и в нашем регионе их видели последний раз в семидесятых годах прошлого века. Сейчас мы разводим и содержим их в лаборатории, но удастся ли восстановить популяцию в живой природе – этого мы не знаем. Грязь кругом, а бабочка – неженка, да и кормовые растения в такой экологии расти не будут. Природа гибнет.

Вот, пожалуй, и все. Думаю, подробности тебе будут неинтересны. Да и мне уже пора бежать.

– Ленка, если бы ты не была зоологом, я бы сказал, что ты ботаник, - каламбурю я. Лена неопределенно улыбается, и мне непонятно ее отношение к шутке, к ситуации, ко мне. Я думаю об этой легенде, и вдруг мне представляется, что я и есть тот пират, который под видом золота продает печаль. И мне немного грустно от этого.

Мы по-разному смотрим на мир. Она любит рассказывать красивые истории, а я – пошлые анекдоты. Она видит чудо, я вижу насекомое. А еще она счастлива. Счастье – это и есть тот новый блеск в ее глазах.

Я наблюдаю за Леной, и по моей спине пробегают мурашки. Наплывают воспоминания, которых я много лет избегал. Неужели это – та самая девчонка, которую я любил когда-то, которая могла стать моей женой, матерью моих детей? Я действительно любил ее, пусть по-своему, пусть не так, как она этого хотела и заслуживала, но любил. Я пытаюсь вызвать в себе какие-то чувства к Лене (зачем?..), но их нет. У меня нет к ней никаких чувств, наверно, у меня вообще их нет, но одно лишь воспоминание о том, что когда-то они были, наполняет меня некоторым возвышенным ощущением свободы, которое было незнакомо мне раньше. Да, когда-то я любил Лену. И мне тепло оттого, что я любил ее.

Яндекс.Метрика