Продолжаем публиковать произведения, присланные на Открытый литературный конкурс «Своя песня» им. В.И. Юровских, учреждённый Центром русской народной культуры и Общественным движением «За культурное Возрождение» в 2009 году.
Сегодня предлагаем вашему вниманию рассказ Евгении Ковязиной «Крылья».
Крылья
(воспоминания)
Я шла в темноте. Талый снег хрустел и скрипел под ногами. Белые, серые кирпичные и старые деревянные одноэтажные дома едва освещались пыльными лампами фонарей, разбросанными по краям дороги. Они стояли, одноглазые, одинокие, близорукие и слепые, вперившие свой недвижимый взгляд в снег, окрашенный в палитру красок смеси серебристого и угольно черного цвета. Дорога, уходящая вдаль, резко обрывалась на перекрёстке, обозначенным очертаниями деревьев, прекрасных в своей дикой, нетронутой рукой человека красоте. Небо было черно и звездно.
…
Я вскочила рано, едва бросила взгляд на часы и – вперед, быстрее, в центр, разметая разноцветные листья осени. Город спокойно улыбался, освещенный необычайно мягкими лучами солнца, растворенными в кристальной голубизне неба. Нагретый асфальт, никем не замечаемый, нежился в теплых потоках как кот на окне. Ветер то и дело подталкивал в спину, будто бы повторяя: «Скорей, скорей!» и, радостно взмывая над гудящей городской толпой, перепрыгивал с одного дерева на другое, ероша и без того подрезанные грубой рукой кроны. А потом, поскучнев, вдруг мчался по бесконечному проспекту, насвистывая ему только известную песенку. Салатово-зеленый глаз светофора мигнул, сменившись вопрошающе-красным, недоуменно оглядел остановившихся на перекрестке пешеходов, снова позеленел, добродушно пропуская людей, и, с нарастающим подозрением желтея, покосился на остановившийся у черты поток машин. Скорей…
Землистого цвета величаво-гордое здание походило на некоего ученого дядюшку, напыщенно выпятившего свой лестничный подбородок и благостно глядящего на галдящих у его ног студентов. С задумчивым, даже презрительным прищуром, он то и дело бросал взгляды на Оперу, разряженную в атласно-серое платье с каким-то неприличным обилием белых кружев. И невдомек было ему, надутому пижону, кому же она посылает по бесконечным трамвайным рельсам страстные, слезливые послания.
И вот, наконец, подъезжают синие с белым автобусы, к которым тут же мчится орава первокурсников, стремясь занять лучшие места. Затолкавшись в них, словно сельди в бочку, студенты тут же наполняют автобусную атмосферу веселым гамом и чувством предвкушения чего-то необычайного. Необычайное… Духота и жара закрытого помещения, которые ничто не в силах ослабить? Или, может быть, это тонкая жилка свежего воздуха, таявшая тут же, едва просочившись в окно? Нет. Что-то другое.
Потом – знойная работы в поле далеко за городом, горячая земля, дождь, грязь, мешки, наполовину ненавидимая, но уже привычная картошка. Осознание усталости приходи потом, а сейчас – это какое-то непонятное счастье, быть вместе, смеяться, шутить, без умолку болтать, знакомиться, спорить и вдыхать непривычно сладковатый запах земли…
…
Поток ветра взметнул прямо в лицо вихрь снежинок и утих. Прохлада, приходящая после отступления морозов, но еще не обещающая весну, скользнула перьями крыла по щеке, рассыпавшись лебяжьим пухом по земле, не нарушая завораживающей тишины. Было тихо, но было и что-то другое кроме этой тишины: то ли песня, то ли музыка, то ли звучание слов. Я понимала, что это – прощание. Не навсегда, нет, только на время, и эти снежные проводы, невидимые никем кроме меня, приоткрыли сердце – мое ли, а может – города. Печаль уйдет, и останутся воспоминания, боюсь – размытые, наполовину забытые, но – дорогие сердцу. Дышится. Закрываю глаза – и снова вижу то, что было, никогда больше не произойдет, но не исчезнет из сердца. Те день, вечер, ночь и утро.
…
Ужасно жарко. Уставшим взглядом окидываю пропахший сигаретами вагон и толпу людей, стоящих и сидящих на деревянных скамейках. Кто-то пытается открыть окно. Заедает. Но вот, наконец, рама поддается, отлетает и в вагон врывается металлическая струя воздуха, из-под колес стремительно мчащегося поезда. Кто-то кидает бумажку от конфеты, и она, трепыхаясь, прилипает к стеклу, словно не желая покидать вагон и оставаться одной в серой, едва позолоченной городской осени. Из дальнего угла доносится музыка, кто-то просит сделать погромче, и вот, кажется, что мы все качаемся ей в такт, хотя на самом деле это больше похоже на транс измученных лихорадкой людей. Стучат колеса. Кошмарная людская сауна. Пытаюсь пододвинуться ближе к окну, но плотные ряды тел не сдвигаются.
Усталость. Закрываются глаза. Михаил Круг по плееру твердит уже давно заученную всеми песню. Полудрема цепляет и затягивает в прохладный водоворот иллюзий. Но кто-то трогает за руку, пытаясь привлечь внимание. Через минуту я уже сижу, даже не пытаясь понять, так ли это, или очередной мираж. Мужчина, уступивший мне место, уже проталкивается к дверям вагона. Слова благодарности, произнесенные полушепотом высохшего горла, повисают где-то в воздухе, между Кругом и бесконечным стуком колес.
..Вокзал оказался небольшим зданием, показавшимся мне даже изящным. Дерево и кирпич вместе с чешуей черепицы выстраивались в стройную архитектурную головоломку. Ели и сосны высились дикими великанами по краям дороги. Мы пошли прямо, через деревянный мостик, огибая вокзал. Казалось, было еще недолго ждать. Обещали автобус. Некоторые вещи отправились в багажнике машины раньше нас. Мы пошли пешком.
Это было удивительное место. Едва тронутая позолотой зелень лесов и ясный чистый воздух. Холмы то вставали перед нами, преграждая путь, то обрывались крутыми склонами, то исчезали. Не помню, кто затянул песню, но уже в следующее мгновенье я и несколько студентов подхватили мотив. Пели о человеке, который в одиночестве из космоса смотрит на Землю. По щекам потекли капли – закапал мелкий дождик. Хотя, наверно, были и слезы – радостно-печальные, странные такие слезы. Будто каждый из нас сейчас в своем отдельном мире смотрит на далекую планету, хотя на самом деле – вот мы где – все вместе. Я вглядывалась в серое бесцветное небо, под ногами была пожухшая, поникшая трава, но – странно, удивительно странно – я была счастлива.
…
Музыка, музыка закружила меня в темной комнате, наполненной бликами, людьми и смехом. Это была особенная ночь. Не потому, что Канун всех святых, не потому, что была дискотека. Это было особое время, нечто большее, чем просто прогулки по лесу, разглядывание планет, участие в сценках и забавных конкурсах. Я вышла в коридор, спустилась вниз и вышла на крыльцо. Небо все еще было затянуто. Было черно и подернуто фиолетово-серой рябью. Вспомнила клятву у костра, звездочку в ладони, знакомую песню. Принесла клятву – буду ей верна. Даже если что-то изменится, сломается, заставит вырвать из сердца – когда-нибудь снова вернусь сюда. Обещаю. Себе самой. Когда-нибудь так же буду стоять и смотреть в ночную, бесконечную глубину неба. Знаю, пройдет время, но одно ясно – звезды выйдут из-за туч, и я улыбнусь им в ответ на их неземной волшебный звон красоты.
Пора было обратно. Мы, растянувшимся на несколько метров рассеянным хвостом, побрели за теми, кто знал дорогу. Я освещала дорогу фонариком и думала только о долгой дороге. Было так тихо, что мне слышен был стук собственного сердца. Неужели никто не слышит? Эхом оно отзывается на земле и на небе. Ну вот, фонарь мигнул и погас. Теперь идти в кромешной тьме. Но далеко впереди уже виден горящий в окнах деревенских изб свет. И – небо очистилось. Запрокинь голову – и рой звезд закружит тебя в вихре вальса. Мириады, сотни мириад звезд… Где-то там одна, моя, особенная…
…
Я шла и думала, что год, прожитый в другом городе, был для меня очень важным. Такое не забудется никогда – я чувствовала, что боль разлуки уйдет, когда пройдет время. Нет, неправда, она так просто не уйдет, а оставит шрам на сердце, который в разлуке будет напоминать о себе. Но со мной останутся воспоминания самого счастливого периода моей жизни.
Я неторопливо шагала по улице. Жаль было расставаться и с городом, и с друзьями, и с книгами – с ними я проводила долгие вечерние часы. А ведь я так и не побывала везде, где хотелось… Весной, решила, брошу монетку в речку, чтобы вернуться сюда. А сейчас – еще рано – пройдет долгое время, прежде чем лед начнет таять. Сейчас – время снега. Звезды, далекие и недостижимые, манящие, покачивались высоко надо мной. Почему же их никто не замечает? Все делают вид, что им нет дела до небес. Лишь бы с делами разобраться, а небо – это пустое… То ли от досады, то ли от обиды, слезы наворачивались на глаза, хотя я так редко плачу. И вдруг – в пьянящей глубине вспыхнула точка. Зажглась новая, рожденная Вселенной звезда. Я долго стояла, не отрывая глаз от далекого, пришедшего из глубины времен света. Может быть, подумалось, ее появление заметят, и потом будут месяцами изучать, занося данные о ней в сухие страницы каталогов. Но этот момент я буду помнить всегда. Потому, что это он дал мне крылья подняться, ведь теперь я видела, как рождаются звезды.